Доп. информация
|
Пол:
Регистрация: 10.07.2015
Получено "спасибо": 3,154
|
|
|
Один день из жизни токаря шестого разряда Пупкова Порфирия Петровича.
+ Оффтоп Токарь Пупков Порфирий Петрович сладко и негромко зевнул, почесал в сатиновых трусах правый мохнатый шарик и собрался было громко пукнуть, но боковым зрением, увидев рядом со своей кроватью человека, возраста неопределенного от 25 до 45 лет, и одетого в костюм фасона «Вячеслав Зайцев на приеме в Замоскворецком райкоме партии в 1978 году», скукожился. В прямой кишке давление росло непомерно и поэтому мозг, испытывавший посредством быстрых нейронов подлый сушняк, достал из ячейки камеры хранения памяти файлик с данными на субъекта в черном костюме и в белых носках. «…Блядь.., личный куратор… недремлющее око любимого детища Любимого Нашего…» - медленно анусом проползла мысль, боясь потянуть за собой громкий пук.
- Доброе утро, Порфирий Петрович!- медленно и вежливо проговорил штатный сексот Порфише.
- Доброе, блин..., - тихо выдавил из себя токарь шестого разряда, памятуя о строгости наказания за употребление ядреных русских народных слов и выражений, - Я это… в туалет..,- пролепетал работяга и осекся…
- Порфирий Петрович! Ну что вы, как маленький! Вначале молитва, политинформация, а потом уже туалеты и сортиры с ваннами и мылами…
- Бес… с похмелуги… попутал,- процедил Петрович и направился в красный угол, где висела икона с ликом Владимира Дзюдоиста и стоял пюпитр со священной книгой «За Царя!». Борясь с давлением в кишечнике посредством нечеловеческого напряжения седалишных мышц и сфинктера, Петрович гнусавил куплет «Боже Царя храни!». К превеликой радости за стеной соседи-интеллигенты квартетом в сопровождении пианино вторили ему. Порфирий пытался филонить в пении, но суровый взгляд человека из органов вернул симулянта на правильную стезю.
- Ну-с, продолжим! Порфирий Петрович!- просопел работник силового аппарата и пригласил Пупкова за стол.
- Дозвольте политинформацию прослушать стоя!- умоляюще прогундел наш Порфиша…
«Только б продержаться… Только б не перднуть… Пронеси… Ой, не усраться бы…»- путались мысли в гудящей башке…
- …вчера звено наших стратегических бомбардировщиков Ту-95, пролетая над Ламаншем, показало ядерную мощь России, унизив чванливых англосаксов,- нудно, как дьяк в церкви монотонно, почти нараспев выводил служивый.
- А экипажи сбросили три ведра экипажного говна на остров Мэн,- сбрехнул Петрович, пытаясь побыстрее закончить политинформацию, чтобы невыразительный и бесцветный джентльмен не задавал контрольных вопросов…
- Похвально!..Чувствую, что готовились! Удовлетворен..,- процедил соглядатай и отметил в маленькой записной книжечке плюсиком достижения Петровича, который цирковой лошадью медленно уже шел к уборной, косясь на записную книжку и на опера…
Через секунду после закрытия двери туалета, Петрович, одним движением, выпрыгнув из трусов, оглушил сам себя и соседние этажи,.. ощупал задницу на предмет разрыва и удовлетворенный, приступил к дефекации.
«А вот в Америке угнетают негров!»- облегчался Петрович,- а у нас порядок! Хорошо живем, не балуем…Зачем нам эти вонючие сыры и вина с этой… Франции лягушачьей… Нате выкусите… Врешь… Не возьмешь! –дулся пролетарский гегемон. - Запугали туалетной бумагой! Да я с детства на газетах вырос! Пиндосы вонючие! Мы - читающая нация!..»- распалялся Петрович, глазами выискивая куски газеты. В углу лежал обрывок «Правды» с портретом Великого… «Сука опер! Хочет меня подставить,- соображал трудяга, - Я не лаптем делатый!». Четыре пальца прочертили коричневым четыре полоски на кафеле… Сквозь незаметную дырочку в уборной опер контролировал лояльность народных масс к власти. «Еще плюсик заслужил»,- совершенно без ехидства и каких-либо эмоций прочертил офицер в красной книжонке…
«А руку? Руку – помоем! Зато на колени не поставите потомственного токаря Порфирия Пупкина, пиндосы вонючие!»- мыл руку Петрович свежей проточной холодной водой, а потом приложился к струе, с жадностью хлебая водопроводную, а не во вредном пластике, воду… С жаждой было покончено, оставалось поправить головушку, рассольчиком огуречным… Но в холодильнике в пустой банке из под «Нежинских маринованных» было два мокрых листика лаврушки и и три горошинки перца… «Хохлы проклятые… Видали мы ваши санкции… Забейте свои огурцы себе в жопу! Жрите свое сало… подавитесь..,» - начал мажорно Петрович и скатился к минору: “ Суки продажные… Пиндосам продались… А еще братьями назывались! Фашисты!»- чуть не плача ныл Пупкин, но не в обиду на подлых хохлов, а из жалости к себе – так хотелось вражеского сала с прослоечкой, подсмаленого соломой…
- Будем-с завтракать? – слова опера привели Порфирия в чувство.
- Опять кислую капусту? – скривился Петрович.
- В ближайшее время мы будем испытывать некоторые трудности в поставках капусты, но правительство и я думаем, что мы заставим наших белорусских братьев осознать, что в такое время нет месту наживы. Но сегодня на завтрак можно будет съесть обеденную картошку с рассолом от капусты…- невозмутимо монотонно продолжал чекист.
- Понимаю… Не дурак… А чай когда будет? Жириновский же с Шойгу уже месяц в Индийском океане сапоги моют,- не унимался токарь.
- Надо потерпеть три месяца.., до нового урожая...,- отрезал фээсбэшник.
- А старый где?.. Урожай чая.., - жалостливо продолжал Петрович.
- Проклятые индусы по указке империалистической Америки не хотели нам отдать и сожгли,- вторил черный костюм, медленно откусывая белыми ровными зубами кусочек от холодной картофелины.
- Пидорасы! Это ж не мат? – вопрошал Порфирий, и не давая ответить органам, задал вопрос в никуда, - А че ж на братской Кубе не выращивают чай или кофе? Че они думают?
Опер ел медленно и молча, тщательно пережевывая пищу. Порфирий кусал картошку быстро и нервно, запивая «сухомятку» рассолом от белорусской капусты…
•
К проходной белябинского завода тяжелых сантехнический изделий имени Чуркина В.И. тянулась толпа. Одна половина была одета в лучшее, как в далекие времена, согласно суровому времени, а другая – в черные плащи, черные костюмы и черные шляпы. Обувь у них тоже, возможно, была черного цвета, но свежая, из-за оттепели, грязь скрывала природный цвет ботинок… Поток медленно вливался в ворота, над которыми развевались транспаранты: «Все для фронта!», «Враг не пройдет!», «Смерть бендеровцам!», «Белябинск никогда не станет на колени!». Грозные ВОХРовцы изредка отвешивали оплеухи зазевавшимся любителям махорки и «козьих ножек», стоя на страже противопожарных правил. «Куришь на рабочем месте – потворствуешь Сионистскому Заговору!» - гласил пожарный щит, защищаясь от продажных сионистов топором, багром, ведром и ящиком с песком, пахнущем кошачьим парфюмом…
Шофер директорской «Волги» – (модель 43569 с бронированными стеклами и кузовом из десятимиллиметровой бронетанковой стали) ветошью стирал куски грязи с бочины ГАЗа цвета влажного асфальта. Рыжий тощий кот лежал на капоте, греясь остатками тепла от двигателя, и на недалекий лай сторожевых псов ответил струей на лобовое стекло, выразив презрение сучьему племени. Сделав подлое дело, рыжий спрыгнул на островок сухого тротуара и демонстративно продефилировал в сторону псов, ложа на них с прибором – дальше цепи не разбежишься… Шофер тихо матюкнулся и, сняв с головы кубанку с красным верхом, принялся стирать желтые разводы на лобовом стекле… «Вот же подлючее кошачье племя, не просто аполитичное животное, а по сути пятая колона. Мышей на заводе не гоняют, а ходят слухи, что вместе с грызунами тырят еду из пакетов работников. А начальник первого отдела капитан Пряничников, тот вообще выявил хищения котами спирта для протирки микросхем из 4-го склада… Вот такие дела,.. такова «се ля ви»…
В токарном цеху стоял монотонный гул станков, но рабочих в нахлобученных шапках-ушанках он не раздражал. Кураторы в шляпах грелись группками у батарей отопления, многие вставляли себе в уши вату, опирались на теплые батареи, укрывали лица газетами, пытаясь заснуть. Те кто помоложе – бдели за цехом, ожидая происков врагов и диверсантов…Не устоял перед сетями Морфея и Порфишин опер. Сон поборол борца с происками…
Порфирий не отказал себе в удовольствии, пока опер спит, сходить покурить и подышать свежим воздухом. Он был не один такой. По направлению к сортиру, расположенному в конце огороженной территории, двигалась цепочка не передовиков производства. Хотя Петрович и считал себя передовиком – десять шестеренок к редуктору дизель-электро-говномешалки за смену- но пошланговать никогда не отказывался.
ВОХРовцы курильщиков там не гоняли - в сортире без курева высидеть было невмоготу – и потому в том заведении стоял «голубой туман». Сидящие в ряд трудяги, тужащиеся и нет, дымили и рассказывали истории и анекдоты, слушали и сморкались, справляли нужду и шуршали газетами, или просто сидели и тупо глядели на стены, выискивая на них новые надписи...
За двухметровой стеной, на другой половине, для женщин, кто-то громко и с чувством декламировал стихи…
Утро солнцем зарделось уже…
На балконе одна, в неглиже…
Сигарета дымится в руке…
Мандовошка ползет по ноге…
Попой чувствую: «Сука, куснет!»
Грезы девичьи вмиг разобьет…
Чем бы мерзкую тварь пришибить?
Кофе б, в левой руке, не разлить…
- Энтиллигенция дохлая! Стишками балуется, всяких Ахматиных декламируют - посасывая самокрутку прослюнявил молодой токарь второго разряда, сморкаясь на дощатый пол.
- Это пятая колонна, братцы. Душить их надо! С них начинает гнить общество!- назидательно произнес старейший рабочий слесарного цеха и по совместительству пенсионер Бердунов и в подтверждение своих слов громко опорожнился.
- Шас я им устрою! – прошипел Пупкин и со спущенными штанами пошуршал в конец помещения, где красным кирпичом прижимали газеты, чтобы периодические издания не разлетались от сквозняка.
За стеной продолжали читать стихи…
От романтики – к прозе житья:
Так случается в жизни всегда,
Что найдется вонюченький клоп,
Тот, что где-то, кого-то куснет…
Их удел – нас по жизни кусать,
Кислород для людей отравлять…
Был бы воздух и чист, и здоров,
Если б не было в мире клопов!
Порфирий Петрович гордо нес кирпичину к свободному очку. На его лице отпечаталась ярость. Сейчас, с гордостью за весь рабочий класс, он устроит этим либерасткам! Будут знать, сучки! Не позволим вам! Не дождетесь, европейские подстилки! Нас не сломать и не сломить!
Стоя у очка, Порфирий, как греческий дискобол со всей силы запулил кирпич в зловонную жижу. Громким плюхом снаряд испугал интеллигентных баб, которые с визгом начали выбегать из заводского туалета…
•
Обед в цеху чуть не начался с мордобоя. Когда все токаря развернули свои «тормозки» с вареной картошкой и хлебом, метролог Сидоров достал из сумки настоящий ананас и водрузил его на середину обеденного стола. Кровь закипела у старейшего рабочего Бердунова: “ Сука! Купить нас гейропским ананасом хочешь?»,- и кинулся с кулаками на Сидорова… Тот успел, крикнув, что ананас кубинский, остаться без фингала от крепкого рабочего кулака. Оказалось, что ананас был привезен с острова Свободы женой метролога, которая была там на симпозиуме по повышению урожайности бананов в составе делегации от области. Всем досталось по кусочку, даже персональным чекистам, они ж ведь тоже люди, и тем более на работе. Дольше всех смаковал ананас беззубым ртом пенсионер Бердунов… Порфирия за обедом поздравляли за героический поступок. Многие клялись, что пошли бы с ним в разведку, или даже в бой…
Вторая половина обеденного перерыва прошла на митинге у заводоуправления и была посвящена чествованию героев Новосирии. Пупков стоял в первом ряду перед трибуной, на которой стояли Директор, представитель городской администрации, представитель органов, областной митрополит, и начальник профкома с директорской секретаршей, которые вдвоем поддерживали на стуле ветерана в камуфляже и с медалями, но без рук и даже без ног, лицо которого светилось от радости и румянилось от прохладного ветра. Представитель города перечислял заслуги бывшего передовика, а ныне героя пулеметчика Авоськина Архипия Калистратовича, его подвиги, а также информировал производственников про зверства правосекобандеровскофашисткой хунты и лично кровавого пастора. Директор выразил благодарность и пообещал выделить фронтовику квартиру; директор Дома Культуры прочитала стихи, а начальник профкома что-то тоже пообещал, вроде как путевку в Крым, размахивая дымящим кадилом, доверенным ему самим митрополитом и объявил, что за героя пойдет замуж простая честная девушка из народа – директорова секретарша. Народ эту новость поддержал аплодисментами. Были рады все… И Архипий, и невеста,.. и директор завода, который незаметно перекрестился и поднес глаза к небу. Слово дали Авоськину…
- Мы на донбальцевских фронтах мочили этих фашистов, мочили… Я лично этих америкосов-негров сотни три завалил, и «Абрамсов» с пяток пожег, а укропов, так тех --- руками рвал, - народ аплодировал воину с позывным Скутер, а Пупков в это время предавался мечтам, как он, герой в камуфляже и с медалями тискает сиськи директорской секретарше и прижимает к себе ее упругое тело. Но тут порыв ветра распахнул пальтьицо секретарши и нарушил приятный ход мечтаний токаря шестого разряда. Округлившийся животик секретарши выбил почву из-под ног Порфирия Петровича и ему сразу перехотелось быть героем, а тем более не хотелось быть без ног и без рук и воспитывать ребенка… директора…
Бравый ветеран рассказывал о боях, используя специфическую лексику, уже запрещенную, но герою все было позволено. На микрофон, который держала невеста, летели слюни, с носа пулеметчика свисала сопля и стекала ему в рот, но вытереть липкую жидкость нареченная ему не могла – одной рукой она держала микрофон, а другой – своего суженого…
Пупков уже было потерял интерес к действу, как до его больших ушей донесло из заднего ряда крамолу. Кто-то провокационно сообщал кому-то, что Авоськин вовсе и не был на Дамбасе, а ноги и руки потерял после пропитой зарплаты под заводским маневровым тепловозом два месяца назад. Порфирий Петрович попытался повернуться и посмотреть в лицо представителя пятой колоны, но не смог, было довольно тесно. С правой стороны кто-то тоже не сдержался и сказал: « Ну, блин, комедия! Ох…ть!». Петрович искал помощи глазами у кураторов, но те были в стороне, отдельной группой, а не в массе народа. «Пидорасы!» - мысленно он возмутился работе органов- враги позади Порфиши были не изобличены!..
•
Вторая половина рабочего дня пролетела быстро, также, как и первая. За час до конца рабочего дня для бодрости трудящихся в цехах включили громкоговорители с трансляцией популярных песен. Из всех углов цеха неслось патриотичное эхо на гимн Новосирии.., единственное, чего не хватало, так это Вики Цыгановой вживую,.. потом был патриотический рэп Тимати, хриплый Сукачев, и на закуску – бриллиантовый голос России – Кобзон.., который пытался заглушить к концу смены выезд из третьего сборочного (секретного) цеха очередной партии дальнобойных говнометов пятого поколения. Вокруг них суетились военные в портупеях и с Макаровыми на правой ягодице, поправляли чехлы и транспаранты: «Наш ответ Америке!», «Янки хоу гом!», «За Родину!», «Отомстим за Авоськина!», «Из России с любовью!».
После протяжного гудка Петрович медленно подошел к водопроводному крану, без суеты попил холодной водички, рукавом вытер капли со рта,.. и потянулся к проходной, выискивая глазами своего куратора в группе одетых в шляпы…
•
Ужин Петровича с его тенью прошел как обычно, с килькой в томатном соусе и морской капустой, щедро приправленной мерзавчиком водки «Русская особая» бузулукского завода (наверное резинотехнических изделий). Настроение водка не подняла, а лишь только согрела душу. Опер пить отказался, как всегда, потому как на службе, но Порфирий приглашал для приличия – вроде, как не чужие люди – почитай три месяца вместе, как сиамские близнецы – прикипели друг к другу… Порфирий расчувствовался и поставил чайник на печку, собираясь угостить чекиста чаем, пакетик которого он умыкнул в приемной директора, когда помогал туда заносить жениха-героя после бурного митинга. Чайник мерно шумел… Опер вручную, хозяйственным мылом стирал свои белые носки в ванной комнате. Пупкову вроде бы тоже захотелось простирнуть и свои, но врожденная гордость за рабочий класс быстро прогнала интеллигентский порыв – завтра ж ноги опять пихать в рабочие говнодавы… После постирушки куратор полез под душ, а Ваня грешным делом, полез за оперской красной книжецей. Его распирало любопытство… Раскрыв блокнотик на последней исписанной странице, напротив своей фамилии, Порфирий за сегодняшний день обнаружил семь плюсиков и один минус… « А за какой хер минус?»- мысленно возмутился Пупков, перебирая в голове события прошедшего дня. Но по большому счету из-за одного минуса можно и не расстраиваться.., книжка вернулась в пиджак, при этом предательски стукнулся пистолет опера, тщательно упакованный в подмышечную кожаную кобуру…
•
Жильцы 45 квартиры готовились ко сну, просматривая обязательные программы новостей и «Одно-око» Леонтьева, объяснявшего подлую сущность американского империализма и засилие геев в парламенте Великой Британии. Токарь Пупков конспектировал, составляя список пэров-гомосексуалистов, путаясь в правописании английских фамилий… Опер одевался в полосатую пижаму.., как вдруг из настенного подпотолочного динамика, всегда тихо шуршащего, загрохотал дикий музон Шнура с запрещенными матами. Порфишка чуть было не обделался, а фээсбэшник стоял бледный, белее мела, парализованный наглостью радиохулиганов-диверсантов… Ни Петрович, ни опер, не знали что делать. Динамик был на трехметровой высоте и к тому же со сломанным регулятором громкости… Шнур спел про кандидатов в депутаты и о их нетрадиционной ориентации и еще пару матерных песен, после чего спецслужбы смогли прекратить шабаш и происки пятой колонны в эфире… Настроение у обоих было окончательно испорчено… Спать ложились молча – Порфирий к себе в кровать, опер – на скрипящий диван... Долго молчали, пока Порфирий мечтал уже о новой, другой, директорской секретарше и о других круглых формах, как вдруг сам, неожиданно, Пупков спросил опера о наличии у него жены.
- Имею,- сообщил тот токарю, - Красивая.., блондинка!
- А не боишься, что изменит?
- Что ты! Она у меня вступила в женский народно-патриотический союз! Там знаешь как их проверяют!
- А работает? Дети есть? – не унимался Порфирий Петрович.
- Работает, тоже секретным сотрудником… Вливается в доверие к сотрудникам иностранных миссий… Бедная… Сутками работает...,- чуть не всхлипывал опер.., - А детей я три месяца не видел… В интернате они…
- Ничего! Будет и на нашей улице праздник! – играя желваками, жалел, по-настоящему, опера Порфишка, - Ты ежели там… на диване… мерзнешь, лезь ко мне под пуховое одеяло! – без всякой задней мысли предложил Петрович…
Работник органов повиновался предложению представителя пролетариата… Так они и уснули. Опер в тепле.., а токарь шестого разряда…с распирающей грудь гордостью за рабочий класс, за великую державу, за крепкий союз пролетариата и карающих органов.., за куратора.., имени которого он не знал.., да и не должен был знать,..и за то время, в которое ему, Пупкову, посчастливилось работать и жить!
|
|