|
Доп. информация
|
Пол: 
Регистрация: 07.05.2013
Получено "спасибо": 33,789
|
|
|
|
1 ноября. Среда.
Все идет естественным (логическим) порядком. Как по писанному, -- впрочем, ярче и ужаснее всякого "писанного". Дополнения ко вчерашнему такие: здешние соглашатели про-должают соглашаться... между собой, о том, что нужно согла-ситься с большевиками. В думском комитете до последнего по-ту сидели, все разговаривали, обсуждали состав нового "левого" правительства, чуть не все имена выбрали... так, как будто все у них в кармане и большевики положили завоеванный "Пе-троград" к их ногам. Самый жгучий вопрос решали: согла-шаться ли им с большевиками? Решили. Соглашаться. Как вопрос о соглашательстве стоит у большевиков -- этим не занимались. Разумелось само собой, что большевики только и ожидают, когда снизойдут к ним другие левые партии (!!).
В думском комитете, где осталось большевиков весьма немного, из захудалых, -- да и те просто "присутствовали", -- назначения так и сыпались. Чернов, конечно, премьером... Очевидец мне рассказывал, что это жалкое и страшное сове-щание все время сопровождалось смехом, и что это было осо-бенно трагично. Предлагали так, просто, кого кто придумает. Предложили знаменитого Н. Д. Соколова, -- его кандида-тура была встречена особым взрывом смеха, но благосклон-но. Вообще захудалые большевики мало против кого возражали, они помалкивали и только смеялись. Горячо галдели все остальные.
Чернов, -- вернее Черновцы, ибо самого-то Чернова где-то нету, портфель министра нар. проев, снисходительно обе-щали Луначарскому. (А он давно в Смольном!). Проекты блистательные...
...Царское было раньше оставлено; туда, после оставле-ния Гатчины, явились, свободно и смело, большевики. Распу-бликовали, что "Царское взято". Застрелили спокойно комен-данта (не огорчайтесь, А. Ф., это не "демократическая" кровь), стали сплошь врываться в квартиры. Над Плехановым изде-вались самым площадным образом, в один день обыскивали его 15 (sic!) раз. Больной, туберкулезный старик слег в по-стель, положение его серьезно.
Вот картина. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь, по ка-ким угодно рассказам и записям, мог понять и представить себе нашу здесь атмосферу. В ней надо жить самому.
Сообщение добавлено в 19:01
2 ноября. Четверг.
Я веду эту запись не только для сводки фактов, но и для посильной передачи атмосферы, в которой живу. Поэтому за-писываю и слухи по мере их поступления.
Сегодня почти все, записанное вчера, подтверждается. В чисто-большевистских газетах трактуется с подробностями "бегство" Керенского. Будто бы в Гатчине его предали изме-нившие казаки и он убежал на извозчике, переодевшись ма-тросом. И даже, наконец, что в Пскове, окруженный враждеб-ными солдатами, он застрелился.
Из этого верно только, одно, конечно: что Керенский куда-то скрылся, его при "его" войсках нет, и никаких уже "его войск" -- нет.
Соглашательские потуги (вчерашнее "министерство") стыдливо затихли.
Масса явных вздоров о Германии, о наступлении Кале-дина на Харьков (психологически понятные легенды). А вот не вздор: в Москве, вопреки вчерашним успокоительным из-вестиям, полнейшая и самая страшная бойня: расстреливают Кремль, разрушают Национальную и Лоскутную гостини-цы.
Штаб на Пречистенке. Много убитых в частных кварти-рах -- их выносят на лестницу (из дома нельзя выйти). Много женщин и детей. Винные склады разбиты и разграбле-ны. Большевистские комитеты уже не справляются с толпой и солдатами, взывают о помощи к здешним.
Черно-красная буря над Москвой. Перехлест.
Уехать нельзя и внешне (и внутренне) Да и некуда.
Пока формулирую кратчайшим образом происходящее так: Николай II начал, либералы-политики продолжили -- поддержали, Керенский закончил.
Я не переменилась к Керенскому. Я всегда буду утвер-ждать, как праведную, его позицию во время войны, во время революции -- до июля. Там были ошибки, человеческие; но в марте он буквально спас Россию от немедленного безумного взрыва. После конца июня (благодаря накоплению ошибок) он был кончен, и, оставаясь, конченный, во главе, держал руль мертвыми руками, пока корабль России шел в водоворот.
Это конец. О начале -- Николае II -- никто не спорит. О продолжателях-поддерживателях, кадетах, правом блоке и т.д. -- я довольно здесь писала. Я их не виню. Они были слепы, и действовали, как слепые. Они не взяли в руки неизбежное, думали, отвертываясь, что оно -- избежно. Все видели, что КАМЕНЬ УПАДЕТ (моя запись 15-16-го года), все кроме них. Когда камень упал, и тут они почти ничего не увидели, не поняли, не приняли. Его свято принял на свои слабые плечи Керенский. И нес, держал (один!), пока не сошел с ума от непосильной ноши, и камень -- не без его содей-ствия, -- не рухнул всею своею миллионнопудовой тяжестью -- на Россию.
Сообщение добавлено в 19:02
3 ноября. Пятница.
Весь день тревога о заключенных. Сигнал к ней дал X., вернувшийся из Петропавловки. Там плохо, сам "комендант" боится матросов, как способных на все при малейшей трево-ге. Надо ухитриться перевести пленников. Куда угодно -- только из этой матросско-большевистской цитадели. Обра-щаться к Бронштейну -- единственный вполне бесполезный путь. Помимо противности вступать с ним в сношения -- это так же бесцельно, как начать разговор с чужой обезьяной. Была у нас мать Терещенки. Мы лишь одно могли придумать -- скользкий путь обращения к послам. Она видела Фрэнсиса, увидит завтра Бьюкенена. Но их тоже положение, -- обращаться к "правительству", которого они не признают? Надо хранить международные традиции; но все же надо по-нимать, что это ........ для которой нет ни признания, ни не-признания.
Посольства охраняются польскими легионерами.
О Москве сведения потрясающие. (Сейчас -- опять, что утихает, но уже и не верится). Город в полном мраке, телефон оборван. Внезапно Луначарский, сей "покровитель куль-туры", зарвал на себе волосы и, задыхаясь, закричал (в газе-тах), что если только все так, то он "уйдет, уйдет, из больше-вистского пр-ва"! Сидит.
Соглашатели хлебнули помоев впустую: большевики не-даром смеялись, -- они-то ровно ни на что не согласны. Те-перь, -- когда они упоены московскими и керенскими "побе-дами"? Соглашателям вынесли такие "условия", что остава-лось лишь утереться и пошлепать восвояси. Даже подленинцы из "Новой Жизни" ошарашились, даже с-эры чер-новцы дрогнули. Однако, эти еще надеются, что б-ки пойдут на уступочки (легкомыслие), уверяют, что среди б-ков -- ра-скол... А, кажется, у них свой начинается раскол и некоторые с-эры ("левые") готовы, без соглашений, прямо броситься к большевикам: возьмите нас, мы уже сами большевики.
В Царском убили священника за молебен о прекращении бойни (на глазах его детей). Здесь тишина, церковь все недавние молитвы за Врем. Пр-во тотчас же покорно выпустила. Банки закрыты.
Сообщение добавлено в 19:03
4 ноября. Суббота.
Все то же. Писать противно. Газеты -- ложь сплошная. Впрочем: расстрелянная Москва покорилась большеви-кам.
Столицы взяты вражескими -- и варварскими -- вой-сками. Бежать некуда. Родины нет.
Сообщение добавлено в 19:03
5 ноября. Воскресенье.
Приехал Горький из Москвы. Начал с того, что объявил: "ничего особенного в Москве не происходило" (?!) X. видел его мельком, когда он ехал в свою "Нов. Жизнь". Будто бы, "растерян", однако "Нов. Жизнь" поддерживает; помогать за-ключенным (у него масса личных друзей среди б-кого "прави-тельства") и не думает.
В стане захватчиков есть брожения; но что это, когда два столпа непримиримых и непобедимых на своих местах: Ле-нин и Троцкий. Их дохождение до последних пределов и не-зыблемость объясняется: у Ленина попроще, у Троцкого -- посложнее.
Любопытны подробности недавних встреч фронтовых войск с большевистскими (где всегда есть агитаторы). Войска начинают с озлобления, со стычек, с расстрела... а больше-вики, не сражаясь, постепенно их разлагают, заманивают, и, главное, как зверей, прикармливают.
Навезли туда мяса, хлеба, колбас -- и расточают, не считая. Для этого они спе-циально здесь ограбили все интенданство, провиант, загото-вленный для фронта. Конечно, и вином это мясо поливается. Видя такой рай большевистский, такое "угощение", эти изго-лодавшиеся дети-звери тотчас становятся "колбасными" большевиками. Это очень страшно, ибо уж очень явственен -- дьявол.
Керенский, действительно, убежал, -- во время начав-шихся "переговоров" между "его" войсками и б-стскими. Всех подробностей еще не знаю, но общая схема, кажется, верна; эти "переговоры" -- результат его непрерывных колебаний (в такие минуты!), его зигзагов. Он медлил, отдавал противоречивые приказы Ставке, то выслать войска, то не надо, выз-ванные возвращал с дороги, торговался и тут (наверно с Бо-рисом и с казаками: их было мало, они должны были требо-вать подкрепления). Устраивал "перемирия" для выслушива-ния приезжающих "соглашателей"... Словом, та же преступ-ная канитель, -- наверно.
Рассказывают (очевидцы), что у него были моменты ис-терического геройства. Он как-то остановил свой автомобиль и, выйдя, один, без стражи, подошел к толпе бунтующих сол-дат... которая от него шарахнулась в сторону. Он бросил им: "мерзавцы!", пошел, опять один, к своему автомобилю уехал.
Да, фатальный человек; слабый... герой. Мужественный ... предатель. Женственный... революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови -- убийца. И очень, очень, весь -- несчастный.
Сообщение добавлено в 19:04
6 ноября. Понедельник.
Я кончу, видно, свою запись в аду. Впрочем -- ад был в Москве, у нас еще предадье, т.е. не лупят нас из тяжелых орудий и не душат в домах. Московские зверства не преуве-личены -- преуменьшены.
Очень странно то, что я сейчас скажу. Но... мне СКУЧНО писать. Да, среди красного тумана, среди этих омерзительных и небывалых ужасов, на дне этого бессмыс-лия -- скука. Вихрь событий и -- неподвижность. Все ру-шится, летит к черту и -- нет жизни. Нет того, что делает жизнь: элемента борьбы. В человеческой жизни всегда при-сутствует элемент волевой борьбы; его сейчас почти нет. Его так мало в центре событий, что они точно сами делаются, хотя и посредством людей. И пахнут мертвечиной. Даже в землетрясении, в гибели и несчастии совсем внешнем, больше жизни и больше смысла, чем в самой гуще ныне происходя-щего, -- только начинающего свой круг, быть может. Зачем, к чему теперь какие-то человеческие смыслы, мысли и слова, когда стреляют вполне бессмысленные пушки, когда все де-лается посредством "как бы" людей, и уже не людей? Стра-шен автомат, -- машина в подобии человека. Не страшнее ли человек -- в полном подобии машины, т.е. без смысла и без воли?
Это -- война, только в последнем ее, небывалом, идеаль-ном пределе: обнаженная от всего, голая, последняя. Как если бы пушки сами застреляли, слепые, не знающие куда и зачем. И человеку в этой "войне машин" было бы -- сверх всех представимых чувств -- еще СКУЧНО.
Я буду, конечно, писать... Так, потому что я летописец. Потому что я дышу, сплю, ем... Но я не живу.
Завтра предполагается ограбление б-ками Государствен-ного Банка. За отказом служащих допустить это ограбление на виду -- б-ки сменили полк. Ограбят завтра при помощи этой новой стражи.
Видела жену Коновалова, жену Третьякова. Союзные по-сольства дали знать в Смольный, что если будут допущены насилия над министрами -- они порывают все связи с Рос-сией. Что еще они могут сделать? Третьякова предлагает путь подкупа (в виде залога; да этим, видно, и кончится). Они выйти согласятся лишь вместе.
У X. был Горький. Он производит страшное впечатление. Темный весь, черный, "некочной". Говорит -- будто глухо лает. Бедной Коноваловой при нем было очень тяжело. (Она -- милая француженка, виноватая перед Горь-ким лишь в том, разве, что ее муж "буржуй и кадет"). И вообще получалась какая-то каменная атмосфера. Он от вся-ких хлопот за министров начисто отказывается.
-- Я... органически... не могу... говорить с этими... мер-завцами. С Лениным и Троцким.
Только что упоминал о Луначарском (сотрудник "Н. Жизни", а Ленин -- когда-то совсем его "товарищ") -- я и возражаю, что поговорите, мол, тогда с Луначарским... Ниче-го. Только все о своей статье, которую уж он "написал"... для "Нов. Жизни"... для завтрашнего N... Да черт в статьях! X. пошел провожать Коновалову, тяжесть сгустилась. Дима хо-тел уйти... Тогда уж я прямо к Горькому: никакие, говорю, статьи в "Нов. Жиз." не отделят вас от б-ков, "мерзавцев", по вашим словам; вам надо уйти из этой компании. И, помимо всей "тени" в чьих-нибудь глазах, падающей от близости к б-кам, -- что сам он, спрашиваю, сам-то перед собой? Что го-ворит его собственная совесть?
Он встал, что-то глухо пролаял:
-- А если... уйти... с кем быть?
Дмитрий живо возразил:
-- Если нечего есть -- есть ли все-таки человеческое мясо?
Сообщение добавлено в 19:05
------
Здесь обрывается текст моей "Петербургской Записи", -- все, что от нее уцелело и, после долгих лет попало в мои руки. Продолжения (которое по размеру почти равно печатае-мому, хотя обнимает всего 20 следующих месяцев) я не имею, и, вероятно, никогда иметь не буду. У меня сохранились лишь отрывочные заметки самых последних месяцев в СПБ (июнь 19 г. по янв. 20 г.), -- эти заметки вошли в сборник "Царство Антихриста", вышедший заграницей в 21 г. на русском, фран-цузском и немецком языках. Они будут впоследствии перепе-чатаны в отдельном издании, соединенные с такими же за-метками о шестимесячном нашем пребывании в Польше в 1920 г., с января по ноябрь.
|
__________________
Анархия это закон и свобода без принуждения
Иммануил Кант
Антропология с прагматической точки зрения (1798)
|
07.11.2017, 23:37
ДД
РАССКАЖИ О ФОРУМЕ на других сайтах 
Линейный вид
